Прежде, в далекие античные времена, существовало такое мощное военное страна — Спарта, предмет восторга современных младших школьников и даже весьма себе взрослых дядечек, недоигравших в солдатики.
И однажды это страна исчезло. Растворилось. Причем путь от вершины своей славы и могущества — когда Спарта, во главе коалиции греческих городов, победила афинян и их союзников — до уровня захолустного городка в римской провинции Ахея — был проделан, по историческим меркам, очень быстро — всего-то за полтора века.
Аристотель на зря писал о том, что зря создавать культуру, основанную на воинской доблести, поскольку есть еще такая вещь, как мир, и с ним периодически приходится иметь дело.
Одержав победу на Афинами, спартанцы столкнулись с тем, чего они желали меньше всего — с миром.
После победы спартанцы провозгласили, говоря современным языком, свою новую «внешнеполитическую доктрину» — они хотели доминировать в Греции, имея в каждом из полисов правительства из своих товарищей и союзников.
Между тем у союзников не было никакого понимания такого, чем, кроме военного союза, может быть интересна Спарта.
Подлинно, в качестве экономического партнера сложно было найти — не в Греции даже, а — в вселенской истории — страну более тусклую и малопривлекательную.
Гражданам заниматься ремеслом и торговлей было запрещается — их задача — это исключительно война или военный упражнения.
Снабжением их гимнастики занимались государственные рабы — илоты, и обложенные данью периэки — лично свободные, но лишенные прав, обитатели Лаконики.
Деньгами служили не драгметаллы, а железо, причем в принятом раз и совсем соотношении веса (для пересчета курса, так сказать) соотношения серебра к железу как 1:1200. Это делало фактически невозможным взяточничество и стяжательство, но — губило и торговлю также.
Одним словом, союзники Спарты не смогли взять в прок притязания Спарты на господство.
Соответственно — правительства из товарищей Спарты в союзных полисах никак не образовывались. И, когда спартанцы решили немножко посодействовать своим ставленникам — ну, слегка надавить — началась новая эра войн, мир был приведен в понятное для Спарты положение.
Сначала Спарте снова сопутствовал военный успех — им получилось, не без труда, подавить восстание в Афинах, одолеть, с поддержкой Персии, коринфян в многолетней войне, но все когда-то кончается — в Беотийской войне спартанцы терпят поражение.
Фивы, центр области Беотия, бывший союзник Спарты, в последствии поражения Афин становятся экономическим центром Греции, победа демократии вовлекает в управление полисом большущее количество граждан.
В Фивах есть деньги, есть большая количественно масса политизированных людей, коие готовы к решительным действиям.
Попытка Спарты свергнуть демократическое правительство Фив и установить правление своих ставленников становится предлогом к войне.
В двух крупных сражениях беотийский полководец Эпаминонд наносит Спарте сокрушительные поражения.
Историки считают, что фактором побед стала революционная, по тем временам, тактика ведения битвы — Эпаминонд применил построение войска не ровной линией, а — «кочергой», когда один из флангов усиливался несколькими рядами фаланги и, прорывая больше слабый строй соперника, окружал его.
Но был и ещё один серьезный фактор, чисто морального свойства — спартанцы считались непобедимыми в сражению гоплитов — тяжеловооруженных воинов.
В те далекие времена войска, как правило, выстраивались друг против друга в обычном строю — справа влево. Справа оказывались наиболее сильные и лучше вооруженные воины, слева — народ калибром поменьше, не всякий раз полностью экипированный.
Таким образом, при зеркальном отражении — крепыши всякий раз бились против малышей. И — наоборот (что было предметом трений спартанцев с союзниками в Пелопонесской войне — спартанцы всякий раз занимали левый, наиболее безопасный, фланг).
Эпаминонд унизил спартанцев, выставив личную гвардию, несколько сотен специально подготовленных отборных воинов, на справедливый фланг — лоб в лоб с лучшими воинами спартанцев.
На современников (да и на самих спартанцев) сильнейшее впечатление изготовило не построение «кочергой», а именно то, что фиванцы победили спартанцев в сражению гоплитов — чего не удавалось до тех пор никому.
Эпаминонд не утрачивает времени даром — создается мощная антиспартанская коалиция, к которой присоединяются Афины, Коринф, Аргос и ещё несколько полисов.
А ресурсы Спарты таяли — их вековая система не сумела поменяться, они по-прежнему занимались сортировкой младенцев и испытаниями юношей на выживаемость.
К 370 году, в последствии поражений от Эпаминонда, в строю у спартанцев остается всего только тысяча взрослых мужчин — ресурсов нет и взять их неоткуда — это при том, что есть не имеющие гражданства парфении (т. е. «рожденные девой», дети незамужних спартанок), упомянутые периэки, неодамоды (существовавшие илоты, получившие свободу и часть гражданских прав) — но все они, по консервативной местной традиции, не воины, им невозможно в строй — так, под «деды воевали», начала затухать Спарта.
Перемен в устройстве жизни та и не случилось — в то время, как соседние полисы занимались, говоря нашими словами, инновациями, развивали торговлю, совершенствовали социальное устройство, спартанцы нянчили свои прошлые доблести.
Эпаминонд не ограничился военными успехами — понимая, что жизнь Спарты гарантирует исключительно труд илотов, он объявил, что жители соседней со Спартой Мессеннии (коих спартанцы победили в войнах VIII века до н. э. и обратили в рабство, 4 столетия подавляя бесконечные восстания мессенцев) — свободны.
От этого удара Спарта уже не оправилась никогда.
Что, именно, вовсе не повлияло на обустройство спартанского общества. Попытки реформировать Спарту предпринимались не раз, одну из них, проведенных повелителем Клеоменом, историки оценивают даже как весьма успешную, но — соседям не нужна сильная современная Спарта, и данный запоздалый рывок к прогрессу подавлен.
Спарта остается своего рода музеем — туда заглядывают римские странники, чтобы подивиться на странных людей, живущих странной жизнью в этом островке архаики.
